ванного места жительства и, таким образом, не мог выполнить требование суда. Он довел до сведения национальных судов невозможность указать место жительства и вместо этого указал адрес для корреспонденции. Несмотря на это, национальные суды отказались рассматривать исковые заявления.
31. Со стороны национальных судов или властей Российской Федерации не было предоставлено обоснований столь непреклонного применения этого процессуального правила. В действительности национальным судам не было необходимо знать место жительства заявителя для определения того, имеется ли территориальная подсудность для рассмотрения его исковых заявлений, так как исковые заявления были предъявлены в суд по месту нахождения ответчика, как того требует национальное законодательство (см. § 17 настоящего Постановления). Место жительства также не являлось единственным допустимым контактным адресом; адрес для корреспонденции, указанный заявителем, являлся очевидно достаточным для поддержания контактов между судом и заявителем. Соответственно, Европейский суд полагает, что суды Российской Федерации проявили чрезмерный и неоправданный формализм, настаивая на том, чтобы заявитель указал свое место жительства, что являлось требованием, которое было заведомо невозможно выполнить в ситуации заявителя.
32. Принимая решение о том, что заявитель не сможет предъявить иск, пока не укажет свое место жительства, национальные суды не только наказали его за несоблюдение им формального требования. Они также установили для заявителя существенные ограничения, препятствующие рассмотрению его гражданских требований судами. Таким образом, в настоящем деле затронута не просто проблема толкования правовых норм в обычном контексте, но проблема необоснованного толкования процессуального требования, которое препятствовало рассмотрению исков заявителя по существу и поэтому затрагивало сущность его права на обращение в суд (см. Постановление Европейского суда по делу "Мирагаль Эсколано и другие против Испании" (Miragall Escolano and Others v. Spain), жалобы N 38366/97, 38688/97, 40777/98, 40843/98, 41015/98, 41400/98, 41446/98, 41484/98, 41487/98 и 41509/98, ECHR 2000-I, § 36 и 37; также см. Постановление Европейского суда от 16 декабря 1997 г. по делу "Католическая церковь Канеа против Греции" (Canea Catholic Church v. Greece), § 41, Reports 1997-VIII). Такое негибкое применение процессуального правила, без учета конкретных обстоятельств, не может считаться соответствующим пункту 1 статьи 6 Конвенции.
33. Соответственно, имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.
II. Применение статьи 41 Конвенции
34. Статья 41 Конвенции предусматривает:
"Если Европейский суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".
A. Ущерб
35. Заявитель требовал 118965 евро в качестве компенсации материального ущерба. Сумма включает в себя стоимость квартиры, денежную стоимость приватизационного ваучера и приблизительную стоимость социальных выплат, которые он мог бы получать, если бы имел регистрацию по месту жительства. Он также требовал 20000000 евро в качестве компенсации морального вреда.
36. Власти Российской Федерации заявили, что требование о возмещении материального ущерба не имеет отношения к жалобе, которая была признана приемлемой, в то время как требование о возмещении морального вреда является чрезмерным.
37. Европейский суд не усматривает причинной связи между установленным нарушением и требованием о возмещении материального ущерба.
38. Европейский суд также полагает, что заявитель должен был претерпеть страдания и разочарование вследствие отказа национальных судов в рассмотрении его исковы
> 1 ... 2 3 4 5 ... 8 9 10