вшиеся выше Частичное решение Европейского суда по делу "Черкашин против Российской Федерации" и Решение Европейского суда по делу "Пупков против Российской Федерации").
2. События после 5 мая 1998 г.
46. С учетом вышеизложенного вывода о том, что заявитель был лишен своего имущества до ратификации Конвенции Россией, что представляло собой единовременный акт, не порождавший длящейся ситуации, Европейский суд должен удостовериться в том, что в период после вступления в силу Конвенции в отношении России статья 1 Протокола N 1 к Конвенции являлась применимой при обстоятельствах настоящего дела и, если так, соблюдена ли она.
a) Применимость статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции
47. Европейский суд напоминает, что согласно его устоявшейся прецедентной практике "имущество" в значении статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции может представлять собой "существующее имущество" или "активы", включая требования, в отношении которых заявитель может доказать, что он или она имеет как минимум "правомерное ожидание" приобретения эффективного использования имущественного права. Напротив, надежда на приобретение имущественного права, которое не может осуществляться эффективно, не может считаться "имуществом" в значении статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции (см. Постановление Большой палаты по делу "Копецкий против Словакии" ({Kopecky} v. Slovakia), жалоба N 44912/98, § 35, ECHR 2004-IX, и содержащиеся в нем дополнительные ссылки).
48. В настоящем деле Европейский суд ранее установил, что право заявителя на его вклады было устранено соответствующими решениями в 1996 году. Следовательно, ясно, что на дату вступления в силу Конвенции в отношении России заявитель имел в лучшем случае простую надежду на восстановление своих сбережений, а не материальный интерес, защищенный статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции (см. упоминавшиеся выше Частичное решение Европейского суда по делу "Черкашин против Российской Федерации" и Решение Европейского суда по делу "Пупков против Российской Федерации"). Однако в 2000 году национальные суды двух инстанций установили "наличие обязательственных отношений между заявителем и Сберегательным банком России, основанных на договорах банковского вклада" (см. § 12 и 13 настоящего Постановления). Европейский суд, соответственно, полагает, что требование заявителя было достаточно установленным для того, чтобы составлять имущество в значении статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции (см. противоположный пример в упоминавшихся выше Частичном решении Европейского суда по делу "Черкашин против Российской Федерации" и Решении Европейского суда по делу "Пупков против Российской Федерации").
49. Европейский суд также отмечает, что в своих решениях национальные суды не указали сумму, которую заявитель мог получить, и, следовательно, объем его вновь приобретенного имущества оставался неопределенным. В этом отношении стороны представили доводы противоположного содержания. Власти Российской Федерации указывали, что, если бы три вклада заявителя были выплачены ему в дату принятия решения судом первой инстанции, заявитель мог бы получить 2521 рубль 60 копеек, 557 рублей 58 копеек и 56 рублей 66 копеек соответственно (см. § 18 - 21 настоящего Постановления). Заявитель не согласился с этим, указывая, что в 1990 - 1992 годах, когда он вносил свои вклады, их общая стоимость соответствовала эквиваленту 14832 доллара США, и что, следовательно, в дату принятия решения судом первой инстанции ему причиталось в общей сложности 558129 рублей 99 копеек из расчета процентной ставки 3 - 4% годовых.
50. Европейский суд не находит доводы заявителя убедительными. Ранее он уже указывал, что в 1996 году заявитель был фактически лишен своих вкладов и что он имел только простую надежду на их восстановление до 2000 года, когда новое право на его вклады возникло в силу решений национальных судов. При таких обстоятельствах разумно предположить, что сумма, которую заявитель разумно мог рассчитыв
> 1 2 3 ... 6 7 8 ... 16 17 18