обвинение, а не на подсудимого бремя доказывания того, что спорное утверждение было ложным и порочащим репутацию потерпевшего. Что касается первого элемента предмета доказывания, удивление Европейского суда вызывает тот факт, что национальные власти, обвинение и суды никогда прямо не указывали, были ли утверждения об однополых отношениях В. и К. действительными или ложными, и не сделали выводов в этом отношении. Они не только отклонили ходатайство заявительницы о проведении освидетельствования потерпевших с целью установления их сексуальной ориентации, но даже не задавали вопросов по данному деликатному предмету потерпевшим или возможным свидетелям. Решения национальных судов практически умалчивали о том, являлись ли В. и К. гомосексуалистами и имели ли они связь в Москве. Кроме того, суды не исследовали вопрос о том, была ли заявительница в действительности осведомлена о недостоверности спорного утверждения, и они отказались принять во внимание материалы, которые она намеревалась представить в доказательство того, что у нее имелись достаточные основания верить в связь между В. и К.
48. Кроме того, что касается обвинения в оскорблении, Европейский суд отмечает, что для юридической квалификации конкретного утверждения как оскорбление, предусмотренного Уголовным кодексом Российской Федерации, обязательным является наличие неприличных слов. Однако такие слова не были названы ни в обвинительном заключении, подготовленном прокуратурой, ни в решениях национальных судов. Заключение экспертизы, назначенной следователем, также не выявило подобные слова в тексте. Эксперт лишь отметил, что "терпимость... [была] несвойственна российскому менталитету" и что русский язык содержал большое количество уничижительных и грубых слов для обозначения гомосексуалистов. Даже если так, Европейский суд не может выявить подобные уничижительные или грубые слова в оригинальном тексте статьи. Даже слово "гомосексуалист" - которое может представляться наиболее спорным термином в статье - было использовано в риторическом вопросе без ссылки на В. или К. Европейский суд, таким образом, делает различие между настоящим делом и делами, в которых привлечение заявителя к уголовной ответственности за использование сильных или даже непристойных выражений для описания образа жизни людей привело его к выводу о том, что требования статьи 10 Конвенции нарушены не были (см., например, Постановление Европейского суда по делу "Таммер против Эстонии" (Tammer v. Estonia), жалоба N 41205/98, § 64 - 71, ECHR 2001-I, и Постановление Европейского суда по делу "Константинеску против Румынии" (Constantinescu v. Romania), жалоба N 28871/95, § 70 - 78, ECHR 2000-VIII).
49. В свете изложенных соображений Европейский суд находит, что национальные суды не исполнили свою обязанность привести "относимые и достаточные" причины для признания заявительницы виновной в клевете или оскорблении. Наконец, при оценке соразмерности вмешательства также должны приниматься во внимание характер и суровость примененного наказания (см. Постановление Европейского суда от 27 мая 2003 г. по делу "Скалка против Польши" ({Skalka} v. Poland), жалоба N 43425/98, § 38). В этом отношении Европейский суд отмечает, что заявительница была осуждена и приговорена к полутора годам исправительных работ с удержанием части заработной платы. Наказание, несомненно, было суровым, особенно с учетом того, что национальное законодательство предусматривало более мягкие альтернативы, такие как штраф. Тот факт, что заявительница была освобождена от наказания, не влияет на этот вывод, поскольку данное освобождение было лишь результатом удачного стечения обстоятельств в виде амнистии, которая распространялась на всех несовершеннолетних и женщин, осужденных за широкий спектр преступлений в соответствующий период, и которая не была применена со специальной целью исправления конкретной ситуации заявительницы (см. Постановление Европейского суда от 18 декабря 2008 г. по делу "Махмудов и Агазаде против Азербайджана" (
> 1 2 3 ... 8 9 10 ... 17 18 19