мую практику с точки зрения статьи 34 Конвенции, должен быть рассмотрен с учетом конкретных обстоятельств дела. В этом отношении должна приниматься во внимание уязвимость заявителя и его подверженность влиянию, осуществляемому властями (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского суда по делам Акдивара и других и Курта, § 105 и 160, соответственно). Положение заявителя должно считаться особенно уязвимым, поскольку он содержался под стражей, имея ограниченные контакты с семьей или окружающим миром (см. Постановление Европейского суда от 3 июня 2003 г. по делу "Котлец против Румынии" ({Cotlet} v. Romania), жалоба N 38565/97, § 71).
97. Европейский суд отмечает, что из представленных ему материалов следует, что должностные лица государства-ответчика вступали в контакт с заявителем трижды: 12 октября 2004 г. Ч. и В. из Министерства юстиции, и 14 октября 2004 г. и 20 - 21 января 2005 г. соответственно К. и Ж. из региональной прокуратуры.
98. Власти Российской Федерации пояснили, и в отсутствие каких-либо указаний на противоположное Европейский суд принимает эти пояснения, что вышеупомянутые беседы имели место во время проверки, предпринятой компетентными органами Российской Федерации в связи с запросом Европейского суда по правам человека, датированным 2 сентября 2004 г., к Уполномоченному Российской Федерации об уточнении утверждений заявителя.
99. Из материалов дела следует, что эти беседы прямо затрагивали утверждения заявителя о контроле его переписки с Европейским судом, и записи этих бесед не свидетельствуют о том, что заявителю тем или иным образом угрожали или запугивали его. Кроме того, в отличие, например, от Постановления Европейского суда от 13 июля 2006 г. по делу "Попов против Российской Федерации" (Popov v. Russia) (жалоба N 26853/04, § 250), указанные должностные лица не представляли заинтересованную тюремную администрацию, но действовали от имени компетентных надзирающих органов, соответствующих подразделений Министерства юстиции и региональной прокуратуры.
100. Несмотря на различия в показаниях заявителя, полученных 12 октября 2004 г. должностными лицами Министерства юстиции, в которых он утверждал, что не имеет "жалоб, претензий к тюремной администрации" и не имеет "претензий относительно получения и отправки корреспонденции в Европейский суд по правам человека и от него", и его последующих заявлений должностным лицам региональной прокуратуры, датированных 14 октября 2004 г. и 20 - 21 января 2005 г., в которых заявитель много и подробно жаловался, по мнению Европейского суда, не имеется достаточных фактических оснований, которые позволили бы ему заключить, что во время первой или последующих бесед на заявителя оказывалось какое-либо ненадлежащее давление.
101. С учетом изложенных фактов и соображений Европейский суд находит, что предполагаемое несоблюдение государством обязательств, предусмотренных статьей 34 Конвенции, не установлено.
IV. Применение статьи 41 Конвенции
102. Статья 41 Конвенции предусматривает:
"Если Европейский суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".
A. Моральный вред
103. Заявитель требовал 50000 евро в качестве компенсации причиненного морального вреда.
104. Власти Российской Федерации не представили каких-либо комментариев в этом отношении.
105. Европейский суд отмечает, что, как указывалось выше, Президиум Верховного суда изменил судебные акты по делу заявителя в его отсутствие, не уведомив его о заседании. Он также находит, что переписка с ним заявителя подверглась цензуре, и что тюремная администрация не доставила заявителю некоторые письма Европейского суда. Европе
> 1 2 3 ... 12 13 14 ... 26 27 28