венную тайну. Власти Российской Федерации подчеркивали, что в любом случае изменения от 6 октября 1997 г. не затронули положений статьи 5 Закона "О государственной тайне", которая являлась основой для осуждения заявителя.
57. В отношении жалобы заявителя на то, что национальные суды ссылались на секретный Приказ N 055 министра обороны, который предположительно повлек расширительное толкование и избыточно широкое применение Закона "О государственной тайне", власти Российской Федерации отмечали, что указанный Приказ только установил степень секретности сведений, содержащих государственную тайну, в соответствии с федеральным законом и не создавал норм поведения лиц, а имел целью лишь установление порядка и критериев определения степени секретности сведений, содержащих государственную тайну, и, таким образом, не относился к категории нормативных актов, подлежавших опубликованию. Власти Российской Федерации, таким образом, настаивали на том, что Приказ N 055 был применен в деле заявителя, лишь поскольку было необходимо оценить степень важности и секретности сведений, собранных заявителем, а не установить, содержат ли эти сведения государственную тайну, так как этот последний вопрос был разрешен на основе Закона "О государственной тайне" и Указа Президента РФ N 1203.
58. Власти Российской Федерации также утверждали, что дело заявителя отличалось от дела Никитина, на которое ссылался заявитель. Они подчеркивали, что в последнем деле преступления, вменявшиеся Никитину, были совершены до 5 октября 1995 г., то есть до принятия Указа Президента N 1203, тогда как в настоящем деле действия, вменявшиеся в вину заявителю, прекратились 20 ноября 1997 г., когда упомянутый Указ уже действовал. Власти Российской Федерации полагали, что ссылка заявителя на дело Моисеева также некорректна, поскольку решение Верховного суда России, на которое ссылался заявитель, было отменено и Моисеев был осужден за шпионаж в рамках нового судебного разбирательства. Власти Российской Федерации подчеркивали, что правовые доводы относительно предположительного придания обратной силы Закону "О государственной тайне", использованные судом кассационной инстанции в его окончательном решении по делу Моисеева, аналогичны тем, которые привел суд кассационной инстанции в своем Определении от 25 июня 2002 г. в деле заявителя, и, таким образом, практика национальных судов по данному вопросу не является противоречивой.
59. Они также подчеркивали, что заявитель не мог не сознавать, что сведения, которые он внес в свои рукописные заметки, являлись секретными, поскольку они были раскрыты ограниченной группе лиц на заседании 11 сентября 1997 г. при условии сохранения секретности. Власти Российской Федерации заключили, что положения статьи 7 Конвенции не были затронуты в деле заявителя.
60. Власти Российской Федерации также оспаривали как необоснованный довод заявителя о том, что он был жертвой политического преследования в связи с журналистской деятельностью и критическими статьями, и подчеркивали, что его осуждение было основано на различных доказательствах, которыми руководствовался военный суд Тихоокеанского флота в своем приговоре от 25 декабря 2001 г. Власти Российской Федерации утверждали, что вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения было оправданным с точки зрения пункта 2 статьи 10 Конвенции. Они указывали, что, в соответствии с национальным законодательством о средствах массовой информации, разглашение сведений, содержащих государственную тайну, запрещено и что получение и распространение таких сведений должно быть законным. Они также подчеркивали, что в период, относящийся к обстоятельствам дела, заявитель состоял на действительной военной службе и в силу соответствующих положений законодательства мог иметь доступ к секретным сведениям только в том объеме, который являлся необходимым для исполнения профессиональных обязанностей, и записывать секретные сведения только на том материальном носителе, который был заре
> 1 2 3 ... 12 13 14 ... 38 39 40