§ 107, ECHR 2007-...). Принятый Указ четко предусматривал категории сведений, содержащих государственную тайну, и был доступен публике, так что любое лицо, включая заявителя, могло соответственно регулировать свои действия.
74. Европейский суд также отмечает, что в поддержку своего довода о том, что Закон "О государственной тайне" в первоначальной редакции и Указ Президента РФ N 1203 от 30 ноября 1995 г. не могли рассматриваться в качестве надлежащей правовой основы для его осуждения, заявитель ссылался на два решения Верховного суда России по двум другим уголовным делам, касающимся разглашения государственной тайны, а именно по делам Никитина и Моисеева, в которых Верховный суд последовательно указывал, что перечень сведений, содержащих государственную тайну, должен быть определен федеральным законом и что такой перечень впервые был определен Федеральным законом от 6 октября 1997 г., которым были внесены изменения в Закон "О государственной тайне".
75. Поскольку заявитель ссылался на дело Никитина, Европейский суд отмечает довод властей Российской Федерации о том, что преступления, вмененные Никитину, были совершены в августе и сентябре 1995 г., когда Указ Президента РФ N 1203 еще не вступил в силу. Суд первой инстанции в приговоре от 29 декабря 1999 г. прямо ссылался на это обстоятельство как на основание для оправдания Никитина, указав, что отнесение сведений к государственной тайне до 30 ноября 1995 г. было произвольным и не основанным на законе. Однако представляется, что суд первой инстанции не сомневался в том, что с указанной даты имелась достаточная правовая основа для уголовного преследования за разглашение государственной тайны. Действительно, суд первой инстанции отметил, что соответствующее требование части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации было исполнено в полном объеме лишь при вступлении в силу изменения от 6 октября 1997 г., но он также последовательно указывал, что Закон "О государственной тайне" в первоначальной редакции, примененный во взаимосвязи с Указом Президента от 30 ноября 1995 г., мог составлять надлежащую правовую основу для предъявления обвинений в разглашении государственной тайны (см. § 45 настоящего Постановления).
76. Рассматривая дело в кассационной инстанции, Верховный суд подтвердил, что в период, когда Никитин совершал свои деяния, отсутствовал перечень сведений, содержащих государственную тайну, и, следовательно, сведения, которые он собрал и раскрыл, не могли быть признаны содержащими государственную тайну. Действительно, суд кассационной инстанции также отметил, что такой перечень впервые был определен в момент вступления в силу изменений от октября 1997 г. в Закон "О государственной тайне"; однако он не выразил мнения относительно того, могло ли быть достаточным для уголовного преследования за разглашение государственной тайны до вступления в силу изменений применение Закона "О государственной тайне" во взаимосвязи с Указом Президента РФ от 30 ноября 1995 г. (см. § 46 настоящего Постановления).
77. Во-вторых, что касается дела Моисеева, последний обвинялся в преступлениях, охватывавших период с 1992 - 1993 годов по июль 1998 г. В Определении Верховного суда от 25 июля 2000 г. по делу Моисеева, на которое ссылался заявитель, указывалось, что суд первой инстанции не установил точное время совершения преступлений, и что, следовательно, было неясно, какие из этих преступлений были совершены в период, когда Закон "О государственной тайне" отвечал требованиям части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации. Как и по делу Никитина, Верховный суд не сделал выводов, касающихся Указа Президента РФ от 30 ноября 1995 г. (см. § 47 настоящего Постановления). Европейский суд поэтому не убежден, что решения суда, на которые ссылался заявитель, имеют прямое отношение к его ситуации или что они должны толковаться предложенным им способом, особенно те, которые указывают, что Закон "О государственной тайне" в первоначальной редакции и Указ Президента
> 1 2 3 ... 16 17 18 ... 38 39 40